В 1957 году репортер Фрэнк Герберт отправился в Орегон, чтобы изучить, как департамент сельского хозяйства США останавливает песчаные дюны, высаживая растущие в песках травы. И неожиданно для себя влюбился в пески. Он начал изучать их: сначала пески, затем пустыни, потом населяющие их народы, затем их религии – и за пять лет накопил столько информации, что так никогда и не написал статью, зато написал роман. Фантастический роман. «Дюна» впервые вышла единой книгой в 1965 году, после того, как Герберту отказали больше двадцати издательств. В том же году она получила премии «Небьюла» и «Хьюго» и не сразу, но стала бестселлером – ее нередко называли самым продаваемым в мире научно-фантастическим романом.
События «Дюны» происходят в далеком будущем, когда человечество расселилось по всем уголкам Галактики. За прошедшие с нашего времени тысячелетия люди успели впасть в зависимость от компьютеров и освободиться от машинного разума в результате длящегося два века восстания, Батлерианского джихада. Теперь даже космическим кораблем управляет живой интеллект, прокачанный через употребление космического наркотика, меланжа. Этот наркотик производится только на одной планете, гигантской дюне под названием Арракис. Отца главного героя, герцога Лето Атрейдеса, император отправляет на Арракис, самую богатую, но и самую опасную планету империи. Герцог понимает, что на планете его ждет ловушка, расставленная его злейшими врагами, жадными и порочными Харконненами. Но думает, что раз уж он предупрежден, то вооружен.
Главный герой романа – пятнадцатилетний сын и единственный наследник герцога, Пол Атрейдес. Его мать, наложница герцога леди Джессика, представительница могущественного женского ордена Бене Гессерит. Орден тысячелетиями планировал рождение мессии, Квисац Хадераха, мужчины, способного видеть будущее и заглядывать в память предков. Он должен был родиться от брака дочери герцога Лето и племянника барона Харконнена. Но Джессика из любви к мужу нарушила веление ордена и родила сына, а не дочь. Возможно, он мессия, а может, и наоборот. Как бы то ни было, после неизбежной атаки Харконненов ему предстоит выживать на неприветливой планете с гордым местным народом, фременами, где капля воды дороже золота и пески которой бороздят гигантские песчаные черви.
Одна из особенностей «Дюны» – ее сложный мир. Сам Герберт много лет спустя в статье «Как я писал «Дюну» раскрыл все основные темы романа: это миф о мессии, предлагающий другой взгляд на энергетические проблемы, раскрывающий тему связи политики, религии и экономики, где есть наркотик, пробуждающий самосознание, но и вызывающий зависимость, и питьевая вода как аналог нефти, исчерпаемых ресурсов. Это должен был быть экологический роман, но в первую очередь это должен был быть роман о людях.
«Дюна» Фрэнка Герберта хороша именно своим сложнопридуманным миром. Он протянут на тысячелетия до и после описываемых событий, и он при этом является синтезом сразу нескольких культур и религий. Буддоислам, дзен-суннизм, фремены как арабские племена и Атрейдесы, ведущие свой род от Агамемнона, слова из арабского и славянских языков. Так, червь Шаи-Хулуд – это искаженное арабское или персидское «шах-е-хулуд», означающее «владыка вечности», а имя мессии Квисац Хадерах позаимствовано из иврита, Кфицат ХаДерех, что означает «сокращение пути». В общем, это универсальный роман, поскольку мир в нем представлен во всем его разнообразии.
Одна из особенностей романа Герберта – в нем почти никогда нет неожиданных поворотов сюжета. С первых страниц и даже с первых секунд трейлера нам уверенно говорят о том, что будет. Говорят, что герцог Лето погибнет в расставленной ему ловушке, а сыну его суждено стать пророком. Встречая любовь своей жизни, Пол Атрейдес сразу знает, что это она, ведь он видел ее во снах. Будущее не просто подготовлено в пророчествах, но и подготавливается самими героями: так, сестры ордена Бене Гессерит подготовили Дюну к появлению Пола задолго до того, как он там оказался, а сам он – продукт евгенического опыта длиною в тысячелетия, в финале которого что-то пошло не так. Все подготовлено пророчествами, но мы-то помним по истории Иисуса Христа: оттого, что она не отступает от сценария, менее интересной она не становится. Игры, или даже козни, с будущим создают политический контекст романа Герберта. Политика – это когда кто-то придумывает будущее за нас. И сопротивляться этому навязанному сюжету и есть настоящий героизм.
Уникальность романа Герберта в том, что он не просто отражает идеи своего времени, но и намного лет опережает их. Он предвидел экологическую катастрофу и что экология станет одной из главных тем будущего, когда его собственная планета и в десятую часть не была завалена пластиком, как сегодня, предвидел конец технологий, предвидел гигантскую мировую зависимость от источников энергии. В его книге есть и по-настоящему сильные женщины, и борьба против угнетателей, и многомерность, выход из европоцентричного мира. Даже арабский контекст читается так, как будто Герберт заранее что-то знал. Тут он, конечно, пророк, поскольку темы, которые его беспокоили, становятся только актуальнее с каждым годом.
Космоопера, затрагивающая темы политики, экологии, религии, истории. Галактическая Империя. Наркотик, позволяющий видеть будущее. Единственная планета, где этот наркотик добывают. Космические феодалы. Ментаты – люди-компьютеры. Священные ордены, правящие миром. Дзен-буддийские притчи. Генетические манипуляции длиной в тысячелетия с целью вывести мессию-сверхчеловека. Мессия, который приходит внезапно, чтобы разрушить мир и возродить его.
Всё это – «Дюна», великий роман Фрэнка Герберта. Как сказала бы принцесса Ирулэн, невозможно понять «Дюну», не узнав её автора. Чего он хотел? Чего добивался? И главное, почему жизнь Герберта складывалась ровно так, чтобы он однажды сочинил именно «Дюну»?
Принцесса Ирулэн – дочь падишаха-императора Шаддама IV и официальная жена Пола Атрейдеса, пророка Муад’Диба, – на муже, скажем прямо, паразитировала. Герберт даёт понять это сразу: «Дюна» открывается цитатой из труда Ирулэн «Справочник по Муад’Дибу». Ещё перу Ирулэн принадлежат сочинения «История Муад’Диба для детей», «Муад’Диб: семейные комментарии», «Песни Муад’Диба», «Словарь Муад’Диба», «Собрание высказываний Муад’Диба», «Жизнь Муад’Диба»… Если вспомнить о поступках Ирулэн, к её трудам неизбежно возникают вопросы.
Письменную историю, говорит нам Герберт, следует читать осторожно. О том, как закалялась «Дюна», написано немало слов, в том числе две биографии Герберта, одна из которых выпущена его сыном Брайаном. Жизнь автора «Дюны» в них – история хронического неудачника, что большими трудами добивается всемирного успеха. Внешне всё так и есть. Но кем был этот человек? И можно ли через жизнеописание заглянуть в душу Фрэнка Герберта?
Он родился 8 октября 1920 года в небогатой американской семье. С детства обожал придумывать страшилки и в свой восьмой день рождения, забравшись на стол, объявил: «Хочу стать автором!». В тот же день Фрэнк написал рассказ «Приключения в Самой Чёрной Африке» и сам его проиллюстрировал. Читал как заведённый: Герберта Уэллса, Жюля Верна, Эдгара Райса Берроуза (планету Дюна потом сравнивали с Марсом-Барсумом); к 12 годам одолел Шекспира, открыл для себя поэзию Эзры Паунда, влюбился в Мопассана и Пруста, увлёкся Хемингуэем. Строчил триллеры в блокнотах, в 14 лет научился печатать, скопил денег на пишущую машинку «Ремингтон», отстучал на ней первые рассказы и стихи…
Но жилось ему несладко. Отец Фрэнка, до 1931 года ловивший бутлегеров за стабильную зарплату, ушёл со службы и стал нарушать «сухой закон» сам – с женой и друзьями открыл нелегальный бар «Испанский замок». Вскоре партнёры рассорились, Герберты вышли из бизнеса, а «Замок» процветал – и не терял популярности ещё 35 лет (когда Фрэнк писал «Дюну», там играл молодой Джими Хендрикс). Отец открыл автомастерскую, но дела не клеились – наступила Великая депрессия; родители с горя стали часто и много пить, а подросток Фрэнк при каждой возможности сбегал на природу. Охотился, рыбачил, жил в лесу – или на старой яхте, купленной за бесценок (она заваливалась набок, но Фрэнк её перестроил): спал на палубе, учил созвездия по небу. Думал о свете далёких звёзд.
Родители не выходили из запоев, отец находил и терял работу, семья переезжала. Фрэнк учился плохо – высшая отметка у него была только по мировой истории. В 16 лет он выбрал курс журналистики – хоть какое-то сочинительство! – и понял, что сможет сделать это занятие профессией. Он всё ещё мечтал стать писателем: в 17 лет накупил кучу вестернов, прочитал их все, вывел формулу идеального вестерна, написал его и продал издательству за 27,5 доллара. Сочинил по той же формуле ещё несколько, но не продал ни одного. Тот единственный вестерн был опубликован под псевдонимом, который Герберт унёс с собой в могилу.
В 19 лет он впервые устроился в газету. В целом Герберт проработал журналистом тридцать лет, в разных редакциях, в штате и вне штата, и везде и всегда ему платили сущие гроши. Вдобавок у него не задалась личная жизнь. В 1941 году Фрэнк женился, в феврале 1942-го у него родилась дочь, а в июле он пошёл добровольцем на войну. До фронта, правда, не добрался – служил военным фотографом на флоте в Виргинии. Зимой 1942 года он получил пришло письмо от жены: та писала, что полюбила другого. Фрэнк переживал, плакал, уволился из армии в марте 1943-го, вернулся домой – а жены и дочери след простыл. Первый брак будет аукаться Герберту ещё долго. Уже обзаведясь новой семьёй, он примется уклоняться от выплаты алиментов и бесконечно бегать от требующей денег бывшей.
Его второй женой – и главной любовью всей жизни – стала Беверли Форбс. Ему было 25 лет, ей 19, встретились они в Сиэтле, в университете Вашингтона – единственные студенты на курсе писательского мастерства, которые продали по рассказу и хотели продолжать в том же духе. Бев писала романтические рассказы – Фрэнк называл их «истории греха, страдания и раскаяния»; через много лет она попытается продать два своих романа, но потерпит неудачу и пожертвует карьерой ради мужа.
Вскоре у них родились сыновья, Брайан и Брюс, – Герберт называл их Сын Номер Один и Сын Номер Два. Он то и дело менял работу, то трудился в газете, то нанимался спичрайтером и пиарщиком к республиканским политикам. Первая жена всё требовала алиментов, Герберты от неё прятались, часто переезжали (Брайан: «Мы сменили жильё двадцать три раза»). Жили почти в нищете: в некоторых домах не имелось кроватей, и дети спали на санках; на обед вечно были рис и овощи; отец сам стриг сыновей машинкой. Легко представить себе, в каком он пребывал состоянии.
Собственно, первый фантастический роман Герберт сочинил именно о людях, оказавшихся на грани нервного срыва, – об экипаже подлодки. Так и назвал книгу: «Под давлением» – с двойным смыслом, само собой так вышло. Точка была поставлена в апреле 1955 года. Герберту повезло: легендарный Джон Кэмпбелл, редактор журнала Astounding, купил рукопись, заплатив 4 цента за слово, так что на руки Герберт получил 2700 долларов.
Ещё 3600 долларов он получил от издательства Doubleday, которое выпустило роман, только под другим названием – «Дракон в море» (с аллюзией на Библию). На радостях Герберт купил за 300 долларов подержанный катафалк, и семья устремилась на нём в Мексику (где они уже бывали с Джеком Вэнсом, другом Фрэнка и прекрасным фантастом).
И вот уже Герберта называют самым многообещающим новым автором на конвенте World Science Fiction Convention 1956 года. Ему 36 лет, он полон надежд… но второй роман не находит издателя (позднее он войдёт в книгу «Небесные творцы»). И третий не находит. Справедливости ради, второй был фантастикой так себе, а третий — и не фантастикой вовсе. Но от этого Герберту не легче. Он хватается за любые соломинки. Вдруг получится хоть что-то заработать?
В 1957 году Фрэнк узнал о проекте министерства сельского хозяйства: в Орегоне учёные испытывали новаторский метод тормозить продвижение песчаных масс, высаживая на них растения. Герберт взял в аренду кукурузник с пилотом и полетел смотреть на дюны, чтобы написать статью (под броским заголовком: «Они остановили движущиеся пески»!). Сочинил набросок, показал литагенту, тот хмыкнул – и Герберт потерял к статье всякий интерес. Но не к дюнам.
Следующие пять лет он продумывал и писал книгу о дюнах, связанную с экологией, а также с религией (иудаизм, христианство и ислам возникли в пустынных регионах), политикой и историей. Книга долго не желала складываться. Ещё в 1960 году Герберт хотел сделать местом действия Марс – но передумал. Написал пресный и простой вариант, без фременов, навигаторов и Бене Гессерит, где спайс был просто сильным наркотиком. Интрига вроде та же – злодей Вальдемар Хосканнер и Великий Император заманивают аристократа Джесси Линкама с его планеты Каталан в Дюнный мир, где пытаются убить вместе с сыном и наложницей, – только читать невозможно. В другой версии было очень много экологии и Льета-Кайнза, но Герберт опять передумал, вынес всю экологию в приложение и эпиграфы. Не об этом роман, не об этом… А о чём?
Текст заставлял Герберта переписывать себя, пока не вышел нужный результат. Книга разрослась до трилогии, и в начале 1963 года первый роман был наконец завершён. Герберта вновь ждала удача: «Мир Дюны» взял Кэмпбелл в Analog (новое название прежнего журнала). Правда, теперь он платил 3 цента за слово. «Поздравляю! – писал Кэмпбелл. – Вы стали отцом 15-летнего сверхчеловека!».
Вторую и третью книги Фрэнк закончил в ноябре 1963-го, накануне убийства Кеннеди. Верный литагент прочёл их, пришёл в восторг, но сказал, что публиковать текст в трёх частях нельзя: это по сути один роман. Фрэнк согласился.
Кэмпбелл обещал сериализовать вторую и третью часть, но журнальной публикацией сыт не будешь – следовало искать издателя. Герберт попытался. И ещё раз. И ещё. Три отказа. Тринадцать. Двадцать три. Полный провал. Никто не хотел рисковать. «Огромный объём – слишком дорогая продажная цена – фантастику за столько не покупают». Герберт был в отчаянии.
Но тут ему явился неожиданный ангел – и изменил жизнь Фрэнка Герберта, фантастику и историю мира заодно. Ангела звали Стерлинг Ланье (да, тот самый Ланье, автор «Путешествия Иеро», одной из первых книг в незабвенной серии фэнтези издательства «Северо-Запад»), редактор издательства Chilton Book Company. Прочитав рукопись, он уговорил Chilton выпустить фантастический роман в твёрдой обложке. Как ему это удалось – Chilton издавало в основном книги о ремонте транспортных средств – остаётся загадкой. Герберт мрачно шутил: и назовут они мою книгу «Как починить ваш орнитоптер»…
Ланье предложил назвать коротко и мощно – Dune, чтобы слышался рокот слова «рок» – doom. Больше того, Ланье поработал над текстом – попросил Герберта дописать кое-что, чтобы исчезли лакуны; запросил карту Дюны; выбил автору гонорар в 7500 долларов. Предполагался тираж 3500 экземпляров, но 1300 вышли бракованными, и в продажу поступили всего 2200 «Дюн».
Раскупался роман так себе, что, кстати, стоило Ланье места работы: через год его уволили за провал «Дюны». Боссы Chilton не успели понять, как им повезло. Постепенно, но о «Дюне» стали говорить, особенно в среде хиппи и битников, – для многих книга о супергерое, в которой нашлось место религии, экстрасенсорике, наркотикам и оргиям, была как манна небесная. Вскоре издательство Ace Books предложило переиздать «Дюну» в мягкой обложке; пошли косяком премии; подоспели первые места в списках бестселлеров, слава и деньги. Дальнейшее общеизвестно.
Кроме книг о Дюне Герберт издал 16 романов (три в соавторстве), и в каждый вставлял личную историю. Скажем, «Белая чума» – книга об Ирландии; рыжеволосый Герберт был наполовину ирландцем, и «история дедушки Джека о семистах винтовках» – реальная. Более сложный случай – это «Муравейник Хеллстрома» о кошмарном подземном сообществе, где у каждого есть своя биологическая функция, точно как у муравьёв.
По убеждениям Герберт был либертарианцем и не терпел централизованной власти, но «Муравейник» имел конкретный прообраз – им выступала социалистическая колония Бёрли в штате Вашингтон (1898−1913). В этой колонии, где не было личного имущества и все говорили «мы» и «наше» вместо «я» и «моё», жил дед писателя с шестью детьми, третий из которых и стал отцом Фрэнка Герберта.
Но откуда личные истории в «Дюне»?.. Начнём с космических феодалов. Пол Атрейдес – сын герцога, его семья стоит на ступеньку ниже императорской. У этого факта есть истоки: Фрэнк Герберт знал, что он потомок не одной, а двух королевских династий. Его прадед по материнской линии был старшим сыном старшего сына из клана великих Маккарти, владык королевства Десмонд в Ирландии с родословной длиной в полторы тысячи лет. Прадед считал, что имеет права на средневековый замок Бларни в графстве Корк, и закономерно сделался борцом за независимость Ирландии (отчего и бежал от британцев в Канаду, а оттуда в США).
Бабушка с отцовской стороны, Мэри Эллен Герберт, не раз и не два показывала внуку старинный том в красной коже, доказывавший её происхождение от Генриха VIII, точнее, от его бастарда – отпрыска владелицы лондонской пивной Молл Голден (как раз для неё Генрих вроде бы сочинил песню «Зелёные рукава»).
Священные ордены, тайно правящие миром? У матери Фрэнка Герберта, ирландки Эйлин Маккарти, тоже рыжеволосой, было шесть братьев и десять сестёр. Дяди и тёти жили поблизости, и Фрэнк часто бывал у них в гостях. При этом его отец, агностик, воспитывал сына противником организованной религии, а вот десять сестёр матери, все как на подбор страшно набожные, строгие и педантичные, беспрерывно наставляли Фрэнка на путь истинной – католической – веры.
Вообразите теперь эту армию ирландско-католических тёток, вещающих о том, что лучшее образование даёт Общество Иисуса – то есть орден иезуитов… Если показать англоговорящему католику слово Gesserit, первой ассоциацией будет, поверьте, Jesuit, те самые иезуиты. Дело в фонетике: «джезрит» – «джезвит». Однако Герберту могла попасться на глаза и латинская формула quamdiu se bene gesserint: судья в Великобритании работает, «пока ведёт себя хорошо». Складывать разные материи в одно Герберт любил – к этому мы ещё вернёмся.
Суперспособности? У самого Герберта, по свидетельствам близких, была «асбестовая кожа» – он без всякого ущерба для себя прикасался к раскалённым утюгам и чайникам. Беверли считала себя не чуждой ясновидению: отыскивала потерянные вещи и предсказала, что её сын Брайан женится на блондинке, а сама она уйдёт из жизни на далёком острове. Бев умерла от рака в 1984 году на гавайском острове Мауи, где жили тогда супруги. (Уже через год 65-летний писатель женился в третий раз, на 28-летней Терезе Шэклфорд, ранее представлявшей его интересы в издательстве Putnam. Он выбрал её из трёх женщин, следуя последней воле покойной Бев, – среди прочего та взяла с него обещание жениться снова).
Впрочем, Герберт не относился к экстрасенсорике серьёзно – он оставался скептиком, хотя исправно читал книжки о паранормальных феноменах. Куда интереснее ему было изучать коллективное бессознательное, в частности теорию о том, что оно передаётся генетически. Отсюда рукой подать до памяти предков в сознании каждой сестры Бене Гессерит.
Ментаты, люди-компьютеры? Та самая бабка Мэри Эллен, будучи неграмотной, легко проворачивала в уме операции с любыми большими числами. Можно вообразить, какое впечатление это производило на маленького Фрэнка. Он и сам обожал строить из себя ментата – усвоив из психологии, что любой поступок чем-то мотивирован, толковал ошибки и просчёты детей с фрейдистской точки зрения – и горе тому, кто перечил выводам Фрэнка Герберта.
Гом Джаббар, испытание болью? Нет, Герберт не был садистом. Но на армейском детекторе лжи сыновей испытывал. И подмечал их эмоции по этому поводу. Всё шло в писательскую копилку.
Иногда пишут, что Герберт экспериментировал с ЛСД, но это городская легенда, как и то, что он употреблял галлюциногенные грибы. То есть грибы-то он разводил – выводы об их цикле развития оставили в «Дюне» след в виде цикла развития шаи-хулудов, гигантских червей Арракиса, – но не более того.
Наркотики Герберт принимал трижды, и лишь один раз по своей воле. В 1953 году во время путешествия по Мексике с Джеком Вэнсом его как-то угостили печеньем с гашишем, а потом своеобразным чаем из «семян». В третий раз, уже в США, он сам сделал себе чай с пейотом в надежде побороть творческий кризис… и увидел залив Пьюджет-Саунд (возле которого вырос): яркое солнце играло на гребнях волн, и каждый отблеск сопровождался ритмическим звуком – то есть Герберт понял, что слышит свет. Свой опыт он передал потом Полу Атрейдесу.
Что до червей, их надо искать в той же Мексике – на донышке бутылки мескаля можно обнаружить белёсого червячка, хуанито. Ходят слухи, что заспиртованное насекомое обладает галлюциногенными свойствами.
В Мексике же Герберт побывал в шкуре Льета-Кайнза – когда спас жизнь старому больному мексиканцу, всучив тому антибиотик. Местные жители зауважали белого мудреца, стали приходить к нему за советом, называли «дон Панчо», приглашали на вечеринки и пикники. Герберт принялся учить мексиканцев эффективному способу обрезать апельсиновые, лимонные и персиковые деревья; деревни в округе на этого экологического мессию едва не молились.
Фремены? Взросление Герберта пришлось на Великую депрессию, о бедности и экономии он знал не понаслышке. А ещё он восхищался индейцами и дружил с ними: с салишским индейцем Генри, учившим Фрэнка ловить рыбу руками и ходить в лесу особым шагом (как ходят в пустыне Арракиса фремены, чтобы не привлечь червя), с индейцем-килеутом Хоуи Хансеном, ставшим его товарищем на всю жизнь.
Дзен-буддийские коаны, которых в «Дюне» очень много? В юности у Фрэнка были друзья из числа «нисэй», второго поколения иммигрантов из Японии, в том числе и дзен-буддисты. Серьёзно он стал изучать дзэн только в начале 1960-х, когда познакомился с Аланом Уотсом, автором книги «Путь дзен», повлиявшей на культуру хиппи. Герберт как раз сочинял «Дюну» и увлекался Востоком: в его доме гадали на «Книге перемен», готовили китайские и японские блюда, Фрэнк изучал иероглифы и сочинял дзенские хокку и танка – на английском, конечно. Для него это была скорее писательская техника: если выразить в хокку скелет романа, нарастить на него плоть текста уже не так сложно. Как пишет Брайан Герберт, его отец сочинил хокку и для «Дюны», уложив в него смысл книги. Увы, текст стихотворения длиной в три строки и 17 слогов остаётся тайной.
Политика? У Герберта всегда была чёткая политическая позиция: республиканец, либертарианец, сторонник свободного ношения оружия, противник войны во Вьетнаме… В политику он пошёл весной 1954 года, став спичрайтером у Гая Кордона, республиканского сенатора от штата Орегон. Какое-то время Герберт даже работал в Вашингтоне, ходил на знаменитые слушания Конгресса «Армия против сенатора Маккарти», встречался с экс-президентом Труменом, обрастал связями. Ему посулили даже место губернатора Американского Самоа – но в последний момент всё сорвалось. Страшно расстроившись, Герберт сел писать роман о подводной лодке. А не сорвалось бы – кто бы написал «Дюну»?
Спайс как уникальный ресурс? Сенатор Кордон возглавлял Комитет по внутренним и островным делам Конгресса, и нефтяные компании паслись у его дверей, надеясь добиться льгот и уступок. Герберт узнал о нефти достаточно, чтобы понять: если отрезать мир от нефти, миру быстро станет нехорошо. Это предсказание, сбывшееся во время нефтяного кризиса 1973 года, лежит в основе сюжета «Под давлением». Перейти от нефти к воде в масштабах Дюны и спайсу в масштабах космоса логично – от фантаста нельзя ожидать меньшего.
«Дюна» закономерно видится грандиозной мозаикой, сложнейшей системой из множества удивительных элементов – но правда в том, что такой мозаикой был в первую очередь её автор. Более того, если приглядеться, окажется, что из этой системы нельзя вынуть ни одной детали. Скажем, из-за Батлерианского джихада, уничтожившего в далёком прошлом все разумные машины, для космических перелётов требовались навигаторы, а навигаторам нужен был спайс, чтобы предвидеть варианты будущего, а спайс добывали на единственной планете с уникальной экологией.
Только при таком раскладе мог появиться нужный Герберту текст. Только при таком раскладе вождь фременов способен, овладев планетой, овладеть и Империей – и пройтись по ней джихадом. Только при таком раскладе «Дюна» была книгой о настоящем мессии. Или не совсем настоящем?
Фирменный приём Герберта – соединять множество смыслов в один образ, несколько историй – в один миф, причём так, что этот миф станет невозможно истолковать однозначно. Автор как-то назвал «Дюну» «эшеровской литографией» – по художнику Маурицу Эшеру, создававшему картины-парадоксы, где всё (совсем по-дзен-буддийски) относительно: чёрное переходит в белое, рыбы – в птиц, лестница вверх – в лестницу вниз, и наоборот. Так и с «Дюной»: вроде можно выделить конкретные исторические и литературные параллели, но приглядишься – и они теряют чёткость.
«Дюну» невозможно читать как сай-фай роман. Если только вам не 13 и вы знакомы с другими книгами. В ней предельно унылый и предсказуемый сюжет, нет ни одного действительно неожиданного поворота, персонажи четко делятся по оси «хороший/плохой», а финал очевиден с первых страниц.
«Дюна» – прекрасный роман контекста. Так или иначе Герберт сумел отразить в одной книге полноценный набор острых вопросов той эпохи: экологический, социальных, политических и философских. Читать «Дюну» как культурный феномен – одно удовольствие. И вот, почему.
В мире светлого будущего человечество расселилось по космосу и вернулось к феодальной структуре общества. Миром правит Император, ему подчиняются Великие Дома, осуществляющие власть на отдельных планетах, а простого народа политические дела как будто бы не касаются. Главный экономический ресурс империи – спайс, специя, меланж, или пряность. Она некоторым образом расширяет границы сознания и возможности человека, позволяя с высокой скоростью анализировать огромные объемы данных и практически заглядывать в будущее, – поэтому активно используется в межпланетных перелетах, помогая навигаторам выбрать оптимальный и самый безопасный маршрут.
Здесь стоит сделать оговорку: когда-то давно мир «Дюны» пережил разрушительную войну с «живыми машинами» и с тех пор не допускает практически никаких технологий, поэтому все вычислительные задачи ложатся на плечи людей.
Вся пряность, доступная человечеству, добывается на одной планете. Арракис, или Дюна, практически полностью покрыт пустыней, в которой выживают только песчаные черви и местные бедуины-фримены, чья главная ценность – вода. Несмотря на столь неблагоприятные ландшафтно-климатические условия, Арракис остается ключевым звеном в экономике всего мира, поэтому за обладание этой планетой Великие Дома соперничают с особым упорством.
В течение многих лет Дюной заправлял клан Харконненов – хитрых, коварных и нелицеприятных капиталистов, уважающих только деньги и власть. Им противопоставлен Дом Атрейдесов – благородных и справедливых, чтящих честь, долг и закон. В результате дворцовых интриг Атрейдесов отправляют на Арракис в качестве новых наместников. Не столько для того, чтобы прижучить «плохих», сколько ради полного уничтожения «хороших».
Вместе с герцогом Лето Атрейдесом в новый феод отправляется вся его семья: сын Пол, не по годам мудрый мальчик, видящий к тому же вещие сны, и его мать леди Джессика – «ведьма» из мистического полурелигиозного женского ордена Бене Гессерит. Он был основан после уничтожения компьютеров в результате великой войны человека с искусственным интеллектом и практикует особые методы тренировки тела и разума, позволяющие сестрам буквально проживать жизни своих предшественниц.
При этом у их способностей существует естественное ограничение – «заглядывать» таким путем они могут лишь в прошлое, а будущее остается тайным и неизведанным, такова уж природа женщин. Поэтому сестры ордена, активно эксплуатируя теорию евгеники, стремятся «вывести» мужчину, способного принять мудрость и пройти ритуалы ордена и при этом не умереть. Такой мужчина Бене Гессерит, или Квисац Хадерах (ивр. קְפִיצַת הַדֶּרֶךְ, сокращение пути) будет обладать генетической памятью предков и по мужской, и по женской линии, и сможет буквально объять пространство и время, расширив свое сознание вплоть до способности видеть будущее во всех его вариантах. Благодаря этой суперсиле Квисац Хадерах выведет человечество на принципиально новый уровень и укажет путь к светлому будущему.
О чем-то подобном, не без участия Бене Гессерит древности, грезят и фримены на Арракисе. Пока империя выкачивает из планеты спайс, автохтонные жители пытаются озеленить пустыню и превратить ее в цветущий рай. В этом им должен помочь собственный пророк – Лисан аль-Гаиб (араб. لسان الغيب, нездешний язык) – пришелец из внешнего мира, «податель воды», чья миссия – спасти фрименов от имперцев и подарить им новый мир, в котором воду не придется выцеживать из атмосферы.
В конечном итоге мифы о Квисац Хадерах и Лисан аль-Гаибе сливаются в объединенный миф о мессии. И нетрудно догадаться, что этим мессией оказывается Пол Атрейдес.
На Арракисе есть жизнь, значит, светила посылают достаточно энергии, а атмосфера планеты пригодна для дыхания. При этом поверхность Дюны премущественно покрыта песками; нет морей и океанов, практически нет растительности. Конечно, так было не всегда. Сначала отец Лиета Пардот Кайнс, а спустя много лет и леди Джессика, замечают в пустыне солончаки и делают единственно возможный вывод – когда-то здесь были моря. Что же произошло и почему предыдущая оптимальная для жизни экосистема оказалась разрушена вопреки идее саморегуляции среды?
Герберт рассказывает об опустынивании Арракиса уже во второй книге. Когда-то на планету была завезена так называемая песчаная форель – небольшой организм, личинка, характерной особенностью жизнедеятельности которой было инкапсулирование, или «связывание», воды. На влажной планете форель размножилась до такой численности, что полностью перекроила экосистему, фактически уничтожив сначала крупные, а затем и мелкие водоемы и превратив поверхность планеты в голую пустыню. В этих новых условиях форель эволюционировала, и следующим этапом развития этого покемона стала форма огромного песчаного червя.
Нечто в этом духе когда-то пережила и Земля. Правда, тригером «килородной катастрофы» стали еще более мелкие создания, эндемичные планете – цианобактерии, впервые «научшившиеся» в процессе фотосинтеза вырабатывать токсичный для предшественников кислород и постепенно изменившие состав атмосферы с восстановительного на окислительный.
Похожий сценарий описывает и Лавлок, спекулируя на тему конца света. Его гипотеза сводится к тому, что в далеком будущем мы создадим генетически модифицированный микроорганизм для повышения плодородности почвы, который в результате контакта с водными водорослями разрастется до гигантских размеров и покроет большую часть поверхности планеты. Со временем состав атмосферы Геи изменится настолько, что планета больше не сможет поддерживать жизнь. Путь Арракиса очень похож на этот сценарий – так почему же планета не вымерла?
Песчаные черви. Самая ошеломительная и будоражащая часть планеты. Своим появлением и своей жизнедеятельностью они уничтожили большую часть кибернетических систем Арракиса, необходимых для поддержания на нем жизни. Но вместо этого они буквально заменили всю природу планеты собой. Полностью замкнули на себе экосистему Дюны. Жизненный цикл песчаного червя стал циклом регулирования всей планеты. Например, вытеснив растения, черви забрали на себя функцию по выработке кислорода – средний червь (около 200 метров в длину) выделяет в атмосферу столько же кислорода, сколько десять квадратных километров зеленой поверхности, на которой происходит фотосинтез.
Уничтожив моря, почву и болота, где на Земле производятся аммиак и метан, разрушающие кислород и поддерживающие атмосферный баланс, черви – или их пред-форма песчаная форель – перехватили выработку этих газов, переместив ее под песчаные дюны и выбрасывая их на поверхность во время взрыва предпряной массы. Жизненный цикл песчаных червей представляет собой замкнутую целостную систему, которая не может продолжаться, если одна из частей отсутствует. Этот цикл не просто существует в вакууме, а поддерживает жизнь на всей планете – единственная кибернетическая система подменила собой целый ансамбль предшественников. И теперь ее нельзя так просто взять и уничтожить – ведь тогда планета вымрет.
Занятный момент: на Дюне невозможно просто жить, а не выживать, – но и покинуть планету тоже нельзя. Вместе с кислородом, метаном и азотом, дающими возможность дышать на Арракисе, черви в процессе своей жизнедеятельности производят и пряность – токсин замедленного действия, наркотик со смертоносным синдромом отмены. Это едва ли первое, что осознает Пол, эволюционировав в Квисац Хадерах: субстанция, расширяющая сознание и позволяющая вам буквально видеть будущее, убьет вас, едва вы покинете планету. Фримены, с детства растущие на пряности, дышащие ей и принимающие ее вместе с водой и пищей, никогда не смогут уничтожить песчаных червей или покинуть Дюну – для них это равносильно прыжку с обрыва.
Постепенное изменение экосистемы – единственная возможность для местного населения разорвать замкнутый круг и начать жить, а не выживать. Пардот Кайнс, имперский планетолог, влюбившийся в Дюну и даже женившийся на фрименке, описал путь к трансформированию облика Арракиса. Для планомерных, но устойчивых и самовоспроизводящихся изменений достаточно заставить три процента зеленого растительного элемента на Арракисе участвовать в образовании углеродных соединений – тогда через примерно триста пятьдесят лет правнуки правнуков нынешних фрименов насладятся райскими кущами. Пардот подсчитал, сколько воды потребуется для этого проекта, и выяснил, что на планете ее достаточно.
Очерчивая планы по озеленению пустыни, Герберт опирался на свои орегонские материалы. Начать терраформирование предлагалось в в широком поясе между 70 градусами северной и южной широт. Температура там почти не менялась, и средние температуры вегетационного периода оставались в пределах 10-28 градусов Цельсия. Сама идея заключалась в том, чтобы начать с малого и постепенно вводить новые растения и организмы в медленно развивающиеся экосистемы.
Сначала нужно было остановить постоянно движущиеся дюны – для этого, точно так же как работники Министерства сельского хозяйства США, фримены высаживали на песчаных холмах мелкие – а с наветренной стороны более густые – травы, которые корнями закрепляли песок на месте. За ними следовали другие неприхотливые растения, которые использовались для обогащения почвы питательными веществами и подготовки ее к выращиванию более требовательных культур. Затем фримены во главе с Кайесом занялись возрождением фауны – на планету завезли мелких норных зверушек и хищников, приручили летучих мышей. Следом на планете начали высаживать полноценные с/х-культуры, деревья и лекарственные травы – все необходимое для жизни общин.
«Дюна» – регрессивная антиутопия. Мир будущего, нарисованный Гербертом, на самом деле имеет куда больше общих черт с прошлым. Его общество – феодальное с примесью империализма, что-то среднее между XX веком и Средневековьем. В нем нет компьютеров или других «умных» машин, под запретом даже калькуляторы. Во главе империи стоят отдельные Великие дома и могущественные полурелигиозные мистические ордена. Вместо прогресса – деградация. Вместо процветания – полнейшее упадничество.
Условно белые колонизаторы-имперцы захватили пустынный Арракис и выкачивают из него ресурсы. Им плевать на автохтонное население, они стремятся насадить свои порядки и культуру, по максимуму адаптировать планету для собственного удобства, не обременяя себя заботами о местных. В рамках своего политического антиколониального высказывания Герберт воссоздает и отчасти деконструирует миф о «белом спасителе» – таким выступает сначала Кайнс, отказавшийся от своей «белой» идентичности и потому не ставший Лисан аль-Гаибом, а затем Пол, прообразом которого стал Лоуренс Аравийский.
Пареллелей можно провести довольно много: оба они бастарды из знатных семей (технически родители Пола неженаты), оба демонстрируют поразительную выдержку и умение противостоять боли, оба отправляются на «туземские» территории по приказу свыше (Лоуренс в качестве связного, Пол – в качестве наследника Великого Дома), оба получают признание в регионе и приводят свой новый народ к независимости. Кроме того, оба получают новое имя от туземцев и учатся кататься на местной живности (верблюдах и червях). Сложно сказать, были ли эти детали продуманы заранее или оказались случайным совпадением, но картинка складывается занимательная – Герберт не просто приводит «белого спасителя» в колонию, а придает ему черты реального человека, точно так же, как придает Арракису черты реального государства.
Но на этом писатель не останавливается – миф о цивилизованном пришельце, спасающем варваров, надлежит не только создать, но и разрушить. Поэтому Пардот Кайнс говорит: «нет более страшного бедствия для народа, чем попасть в руки Героя», – а сам Герой оказывается социальным конструктом, намеренно созданным и выпестованным поколениями «белых» сестер Бене Гессерит, подготовивших почву для покорения варварской планеты цивилизацией. Колониализм пугает не только выкачиванием ресурсов, но и глубиной проникновения – пришлая элита может полностью контролировать автохтонное общество как посредством открытого вооруженного вмешательства, так и путем медленного и планомерного манипулятивного искажения культуры.
В середине двадцатого века, примерно тогда же, когда Герберт пишет «Дюну», черный американский теолог Джеймс Коун одним из первых пытается трансформировать идеологический ландшафт Западного мира и на теолого-философском уровне разрушить миф о «белом» спасителе, противопоставляя ему истинного «черного» спасителя. Параллели с этими идеями прослеживаются в «Дюне» – нетрудно предположить, что в роли белого мессии выступает Пол Муад'Диб, роль черного мессии, соответственно, отведена Лиет-Кайнсу.
Лиет-Кайнс отрекается от своей «белизны», чтобы возродиться «в черноте» и спасти свой народ – в этом смысле он представляет собой куда более трагичную и мессианскую фигуру, чем Пол Атрейдес. Последний, как и предназначено, отвоевывает Арракис у Харконненов. При этом он фактически прибирает к рукам всю Империю, показывая, что может без зазрения совести уничтожить залежи спайса и парализовать цивилизацию.
Именно в этом – ключевая разница меджу двумя потенциальными мессиями: Пол Атрейдес захватывает бразды правления и сохраняет старую имперскую систему, в то время как Кайнс принимает мученическую смерть за свой народ. Смерть Лиета отдаленно напоминает повествование о Страстях: и Лиет, и Иисус страдают от насмешек со стороны могущественных империй и оба перед смертью ведут односторонний диалог со своими отцами, которые то ли отказываются, то ли просто не могут помочь.
Перед самой смертью Иисус обращается к Отцу с мольбой из Псалма 21: «Элои! Элои! Ламма савахфани? – Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?». Галлюцинаторный диалог Кайнса с отцом более антагонистичен по своему содержанию, но выдерживает общую канву с первоисточником: «Почему ты не помогаешь мне?... Всегда одно и то же: когда ты мне больше всего нужен, ты меня подводишь».
Пол Муад'Диб не может стать полноценной 100% аллегорией истинного мессии – если только религиозное прочтение «Дюны» не предполагает, что Иисус когда-то станет правителем вполне реального земного государства. Пол захватывает трон и начинает новое династическое правление. В этом царствовании фримены не освобождаются, а включаются в имперское общество. Они «освобождены» и «спасены» только в том смысле, что теперь являются частью механизма империи, а не чужеродным для нее элементом – это простая инверсия эксплуататорской структуры власти, а не ее уничтожение.
Лиет-Кайнс, напротив, стремился раз и навсегда вывести Арракис из-под влияния Империи, трансформировав планету таким образом, что производство ценного ресурса на ней станет невозможно, и планета потенциально перестанет представлять интерес для завоевателей. Даже если избавить Дюну от имперского надзора никогда не удастся, ее роль в общей мировой структуре кардинально изменится. Лиет-Кайнс мог стать полноценной аналогией Христа, но Герберт в последний момент отдает ему другую роль – аналогию Иоанна Крестителя, провозглашающего грядущего мессию. При этом пришедший «настоящий» мессия не несет с собой ни освобождения, ни переоценки ситуации. Он лишь создает нового императора для той же самой империи.
Интересные параллели проводятся между «Дюной» и «Откровением Иоанна Богослова», больше известным как «Апокалипсис». Из этого знаменательного теологического труда нам наиболее известен отрывок про четырех всадников: на белом, рыжем, вороном и бледном конях – Чума, Война, Голод и Смерть. Чуть реже мы встречаем (или соотносим с «Откровением») другой элемент книги: зверь о семи головах и десяти рогах, выходящий из моря. Нам он больше знаком в различных художественных переосмыслениях – например, в форме Ктулху.
На самом деле, зверей в Апокалипсисе было несколько – буквально двое, в более широком смысле – трое. А знаете, кого еще было трое? Представителей Великого дома Харконненов: сам барон Владимир Харконнен и его племянники Глоссу Раббан, также известный как «Зверь», и наследник Фейд-Раута. Последний – особенно примечательный персонаж. Дело в том, что по великому евгеническому плану Бене Гессерит Пол Атрейдес не должен был родиться – вместо него леди Джессика должна была подарить герцогу Лето дочь. Эта дочь должна была впоследствии объединить кланы Атрейдесов и Харконненов и родить Фейд-Рауте сына, который и стал бы легитимным Квисац Хадерах. Таким образом, Пол и Фейд-Раута до момента трансформации Пола оставались равнозначными претендентами на роль если не самого мессии, то как минимум его родителя – и это ставит Фейд-Рауту в неожиданное положение.
|
