Данная статья посвящена состоянию сознания без внутреннего «Я». Такое состояние при определенной тренировке может испытать каждый человек на личном опыте. Восприятие в данном состоянии сознания сильно отличается от восприятия в обычном состоянии, и некоторыми своими аспектами может помочь решить различные вопросы касательно человеческого разума, которые возникают в том числе при обсуждении технологий переноса сознания в машину, создания искусственного мозга или копирования мозга человека и т.д.
Всем хочется быть свободными, но не все понимают, что такое свобода. В основе практик духовных учений в конечном итоге всегда оказывается собственное «я» человека как последнее и единственное препятствие для освобождения. Сократ призывал: «Познай самого себя», а Будда называл победившего себя – величайшим из победителей.
«Я» – это ощущение, которое мы можем иметь только по отношению к самим себе: никто другой не может назвать нас «я», и мы не можем ощутить себя «собой» другого человека. Мы смотрим на мир как будто через глазок этого «я», а еще точнее – его глазами. Именно ощущение собственного «я» отличает нас от всех остальных людей, переживающих схожий опыт, работающих в той же профессии, носящих ту же одежду и имеющих такое же имя.
«Я» становится ниткой, на которую нанизываются бусины наших воспоминаний, эмоционального опыта, личной истории, убеждений, принципов и политических взглядов. На стрежне «я» вырастают идентичности: гендерные, профессиональные, национальные, культурные, религиозные – их называют главной причиной человеческих конфликтов, потому что мы готовы бороться за них и умирать, уверенные в них, как в абсолюте. Мы проводим всю жизнь, создавая империю вокруг «я», выбирая, что правильно его описывает, а что нет. Но существует ли наше «я» так, как мы себе это представляем, смотрясь в зеркало и отмечая, что новая рубашка отлично отражает нашу внутреннюю суть?
Вопрос о том, почему существует сознание, философ Дэвид Чалмерс назвал «трудной проблемой сознания» – и ее невозможно решить, по крайней мере сейчас, когда философы, психологи и нейрофизиологи даже не сошлись в едином мнении о том, что есть сознание. Наука также не может ответить на вопрос о сущности сознания и не может локализовать в мозге его ядро – ощущение «я».
Несмотря на недостаток научного понимания причин существования «я», у нас нет никаких оснований полагать, что его нет. Каждый из нас утвердительно ответит на вопрос, есть ли у него не изменяющееся с возрастом ощущение самоприсутствия в собственной жизни – а если нет, это будет поводом подозревать расстройство деперсонализации и обратиться к специалисту.
Уровень активности мозга в целом постоянен вне зависимости от того, занимаемся ли мы чем-то напряженным или расслабленно отдыхаем – мозг всегда работает довольно напряженно. Во время ничегонеделания активны части мозга, отвечающие за воспоминания, связывание сенсорной информации и моторных реакций и за мысли о самом себе, – а во время активной концентрации на чем-либо эти участки, наоборот, успокаиваются.
Этот комплекс называют сетью пассивного режима работы мозга (СПРРМ, или дефолтная система), а посещающие нас во время ее активности мысли – не зависящими от внешних стимулов. Оказалось, что во время активности этой дефолтной системы люди сообщали не об отсутствии мыслей, а о блуждании ума и перепрыгивании его с мысли на мысль – которые объединяло, что все они были не связаны с тем, чем человек занят на данный момент.
В буддийской традиции ум часто называют обезьяной, подчеркивая, что беспокойство, неусидчивость и спорадические скачки – его базовое свойство.
Интересным открытием оказалось то, что в такие моменты ум испытуемых в основном блуждал по мыслям о собственном «я». Как я выгляжу? как проходит эксперимент? как я сказанул? – всё это поток саморефлексии, вызванный активацией СПРРМ в моменты расконцентрированности.
Предположительно, СПРРМ создает ощущение «я» за счет постоянной автоматической сортировки впечатлений, ощущений и воспоминаний как относящихся к нам самим или нет, характеризующих нас или нет, принадлежащих нам или нет, понравившихся нам или нет, и т. д. Это автоматическое воспроизведение создает «я»-нарратив – историю, которую мы начинаем считать собой. В создании этого нарратива важную роль играет реакция окружающих, которая формирует нашу самооценку.
В детстве, когда наши представления о себе еще не сформированы в целом (или в новых ситуациях, в которых мы еще не разработали систему оценки), мы пока не знаем, какие мы и какими должны быть, и опираемся в формировании своего нарратива на реакцию окружающих: поощрение или неодобрение. Поощрение позволяет нам учиться быть собой точно так же, как учиться вообще чему-либо – за счет выработки дофамина. Со временем поощряемое поведение перестает приносить дофаминовую стимуляцию и превращается в привычку, а мы ищем новые стимулы, которые вписались бы в нашу идентичность и принесли бы вместе с дофамином ощущение, что мы поступили правильно (этот нейромедиатор также отвечает за ощущение осмысленности и связности поступков).
Мы убеждены в существовании некого центра, связывающего воедино наше тело и ощущения пяти чувств, наши мысли, воспоминания и опыт, убеждения, вкусы и т. д. Будда сравнивал систему нашего «я» с образом мчащейся колесницы: ее концепция возникает только тогда, когда колеса, платформа, ярмо, возница и лошади объединяются и действуют как одно целое.
Взятые по отдельности или сваленные в кучу, они не станут колесницей, но и колесницы как нематериальной сущности, объединяющей части, не существует. Нельзя сказать, что колесницы не существует в принципе, но и нельзя сказать, что она существует как нечто объективное – это результат работы суммы частей. Сами по себе наши воспоминания, восприятия, эмоции или мысли не являются нашим «я», но – взятые в определенном динамическом соотношении – они рождают у нас ощущение уникального субъективного существования.
Такой взгляд на наше «я» как на функцию не отрицает, что мы субъективно ощущаем себя как личность, но предлагает отказаться от идеи какого-то неизменного «я». Да, очевидно, что мы переживаем это ощущение, но также очевидно, что конкретного предмета, который мы называем «я» и который, как и всё в этой вселенной, состоит из материи, пускай даже очень тонкой, – нет. А потому не ощущения, эмоции, мысли и опыт нанизываются на это «я» – а, наоборот, уникальный набор психофизиологических процессов порождает уникальное ощущение «я». Изымите из этого уравнения хотя бы один элемент – например, память – вот и нет больше вашего прежнего «я».
Некоторые умозрительно оспаривают взгляд на личность как на функцию, возникающую в сети элементов, но это трудно сделать, наблюдая за больными деменцией – болезнью мозга, которая разбирает эту сеть и предлагает философам поискать личность в оставшихся руинах.
Буддизм уже две с половиной тысячи лет настаивает на том, что убеждение в объективном существовании неизменной сущности «я» – заблуждение. Анатмавада – учение об отсутствии индивидуальной бессмертной души – вызывает на Западе целый спектр реакций от непонимания до возмущения. Очень часто ошибочно считают, что буддизм полностью отрицает существование мира и признает одну только пустоту – а от этого утверждения один шаг до абсурдизации всего учения, которое становится совершенно неприменимым в жизни. В это можно поверить только на краткий промежуток времени, когда у вас разыгралась психика!
На деле взгляд на «я» как на иллюзию – не нигилизм, а довольно трезвый подход к анализу природы ощущения «я» с далеко идущими практическими выводами. Нужно только верно его перевести на современный язык.
В более древнем, чем буддизм, индуизме атманом называлась индивидуальная вечная бессмертная неизменная душа, и буддисты довольно по-бунтарски повели себя, приставив к ней отрицательную частицу «ан-» и получив странное слово «ан-атман» – не-душа. Однако Будда предупреждал о неверности обоих крайних подходов: как от веры в существование бессмертной души, так и от материалистического нигилизма.
Материалистически настроенным непосвященным он проповедовал о душе, а более развитым и сведущим ученикам рассказывал о не-существовании «я» и даже советовал отказаться от рассуждений и размышлений от первого лица, чтобы разрушить тонкую привязанность к идее личности. Например, вместо «я воспринимаю» следовало говорить «происходит восприятие» – это позволяло его ученикам ослабить фиксацию на собственном «я» и снять очарованность языком, в котором форма первого лица как бы по умолчанию предполагает существование уникального переживающего субъекта.
Буддийское понятие ан-атты (не-души) относится не только к человеку, а ко всем явлениям. Имеется ввиду не бездушность и бессердечность мира, а отсутствие в нем постоянства. Если есть универсальная душа, которая не рождается и не умирает, то носитель этой души должен быть неизменным и вечным. Это полностью противоречит нашему опыту и тому, что мы наблюдаем в мире. Нет никакого постоянства: сегодня мигрень, завтра изжога, а послезавтра и вовсе вставать с постели не хочется – всегда что-то свеженькое.
Когда Будда говорил: «Как на пустоту взирай ты на этот мир», – он имел в виду необходимость увидеть эту изменчивость и не считать что-либо обязательным и постоянным. Это вовсе не нигилизм и отрицание всего, наоборот, – призыв найти корни явлений, изучить их и научиться управлять ими. В одной из проповедей Будда спрашивает у учеников, есть ли в мире постоянство: формы, чувства, восприятия или даже самого сознания.
Все эти явления всегда зависят от огромного количества факторов – значит, в них нет постоянства, так как причины изменчивы; а поскольку они не могут взять и измениться произвольно, то они не свободны. Нам может казаться, что нечто неизменно, – но только из-за невежества. Например, наше тело не может вдруг взять и измениться, на него влияют наследственность, питание, климат, гормональный фон, физическая активность, качество сна и многое другое. Но если мы знаем, как и что влияет на тело – мы можем изменять его, например, соотношение жировой и мышечной массы, уровень гормонов и многое другое. Вскоре тело можно будет редактировать и на генном уровне. Так же мы можем и отнестись к собственному «я».
Если мы проанализируем себя и свою жизнь, то увидим, что многие, казалось бы, постоянные вещи изменчивы. Плакаты, которые висели в детстве на стенах и были святыней, давно выброшены, школьная любовь всей жизни забыта, то, что нам кажется важным, что нас расстраивает, что мы любим – меняется с годами. Меняется и наше тело, изменяет форму, растет, толстеет, худеет, стареет, дряхлеет и разлагается.
Трансформируются наши черты под влиянием обстоятельств: новая работа изгоняет из гуманитария застенчивость, женитьба превращает клубного волка в пивного домоседа. То есть наше «я» – довольно непостоянная штука, и многие могут с удивлением отметить, что их 15-, 25- и 35-летие отмечали три очень разных личности.
Буддизм предлагает относиться к ощущению неизменного «я» как к мысленной конструкции, заряженной силой привычки. И рассказывает о том, что можно избавиться от этой привычки создавать свое я и перестать стремиться к дофаминовому поощрению соответствия. Это и есть путь к освобождению (или нирване) – такому пониманию причинно-следственных связей, которое позволяет видеть их, нейтрализовать их и принимать решения вне зависимости от действующих причин. Прервать цепь причин и следствий вовсе – то, что называется «покинуть водоворот сансары».
На более понятном языке это означает, что мы можем поступать разумно: свободно и независимо, опираясь на необходимость текущего момента, а не на привычки, автоматизмы и стереотипы. Ведь, прямо скажем, далеко не всё, что нам кажется присущим самому себе, очень полезно. В основном мы все состоим из случайностей и универсальных психофизических паттернов: гнева и радости, усталости и энергичности, вожделения и апатии, агрессии и подчинения и т. д.
Вслед за продвинутыми практикующими мы тоже можем попробовать не использовать «я»-конструкций в анализе своих состояний – и в этом смысле нам очень помогает нейрофизиология.
Вместо того чтобы сказать «я зол» и создать целую субъективную реальность и потом ее защищать, мы можем сказать: «моя миндалина что-то перевозбудилась» – и работать с этим фактом как с отдельным явлением.
Наука доказала, что отделение ощущений от «я»-дискурса позволяет изменить то, как именно мы их переживаем.
По мере развития буддизма учение о пустоте сформировало целую школу любителей пустотности под предводительством мыслителя Нагарджуны, который говорил: «Сказать, что всё есть, – одна крайность, сказать, что ничего нет, – другая крайность. Всё пусто – вот истина срединного пути».
В дзен-буддизме идеи пустоты поднялись до своего апофеоза: дзенская традиция заявляет о пустотности не просто всех явлений, но и четырех главных постулатов буддизма (это примерно тот же эффект на Востоке, что от убийства Бога Фридрихом Ницше на Западе). Дзен отмечает нашу очарованность словами, названиями, терминами, которые только ограничивают нашу свободу поступать спонтанно.
В христианской традиции схожим действием обладает практика отсечения воли послушника, не смеющего принять самостоятельно ни одного решения без воли наставника. На более высоком уровне абстракции в христианском богословии можно найти тот же принцип опустошения концепта «я» под названием «кенозис» (от греческого «кенос» – «пустота»). Этим термином описывается символическое значение уничтожения Христом своего «я» через смирение, страдание и смерть. Часто он принимает весьма буквальные формы самоуничижения, описывать которые весело получается только у Александра Невзорова.
Современный буддийский монах Тханиссаро Бхиккху предлагает называть практику освобождения от эго не отрицательной доктриной «нет я», а практической стратегией «не-я» – то есть как руководство к действию, свободному от стереотипов о себе. Призыв действовать с пониманием пустоты можно найти в «не-деянии» у Лао-цзы в труде III века до нашей эры и в «неделании» у Карлоса Кастанеды в 70-е годы ХХ века. Все три эти подхода технически предлагают снизить активность автоматической работы сети пассивного режима работы мозга (у Кастанеды есть даже свой термин для этого – остановка внутреннего диалога). Всё для того, чтобы осознанно и взвешенно ответить на вопрос: действительно ли именно сейчас следует поступать именно так – или это просто инерция нашего тела, эмоций, ума, привычек, социальных порядков? А затем – действовать свободно.
Тема состояния сознания без внутреннего «Я» не очень популярна. По каким-то причинам данное состояние не рассматривают в статьях, где рассуждают про роботов с человеческими чувствами или пытаются разрешить различные парадоксы, связанные с внутренним опытом разумных существ. Даже среди людей, увлекающихся различными психическими практиками, для которых данное состояние может являться одной из важных вершин, почти нет тех, кто испытывал подобное состояние на практике и очень мало тех, кто вообще о таком явлении слышал.
Интересно данное состояние еще тем, что его невозможно объяснить в последствии как самому себе, так и другому человеку. Это состояние можно только испытать на личном опыте и находиться в нем, чтобы понимать явления в мире без критерия деления на «Я» и «не Я». Обычная же наша логика почему то противится понять мир без деления на «Я» и «не Я», хотя данное представление без деления мира на «Я» и «не Я» скорее более правильное. Рассуждая про такое состояние так или иначе мысль хочет решить задачу через одно из двух состояний, но третье найти не получается.
В итоге в обычном состоянии сознания мы вынуждены всегда использовать представление о внутреннем «Я», даже когда это не нужно. Например, нам сложно представить себе частицу электрон, не перенеся на него представление о своем «Я». Если мы представим себе частицу электрон, мы автоматически как будто бы ощущаем себя электроном, для которого есть более энергетически «выгодное» состояние. У нас нет слов в языке, обозначающие состояния неодушевленных объектов. Поэтому у электрона появляется «выгодное» состояние, которое на самом деле не к кому применить, ведь у него нет «Я». Размышляя про эволюцию у нас появляются «хорошие» гены, «важные» задачи, потому что мы ставим себя на место живых существ, которые эволюционируют, и таким образом понимаем, что будет выгоднее, а что нет, с позиции внутреннего опыта живых существ, а не с позиции неодушевленного процесса «эволюция».
В изменённом состоянии сознания (ИСС) можно также, как и в обычном состоянии сознания, ощущать свое тело и управлять им. Однако теперь тело воспринимается иначе, оно воспринимается как автомат, который сам может ходить, сам может довести вас до дома с работы и обратно, сам может приготовить еду, и даже сам может играть на пианино. Т.е. все базовые умения могут работать автоматически. При этом вы не теряете над телом контроль, вы по прежнему можете делать что угодно. Но у вас есть четкое понимание, что если вы отдаете телу команду, например, пошевелить пальцем, ваше сознание самим пальцем шевелить не будет, пальцем пошевелит тело, пошевелит «что-то» в теле, некие механизмы выполнят вашу команду, как надо, но не вы лично это сделаете.
По сути, вы сами в этом состоянии ничего не можете сделать, вы можете быть лишь управляющим на весьма высоком уровне, и ощущать, как внутри вашего тела происходят некоторые процессы управления, реализующие вашу команду. Причем, тело выполняет не только ваши команды, оно также часто само решает, что сейчас нужно. Но вы можете вмешиваться в эти решения.
Автоматизм тела можно вызвать отдельно от состояния ИСС. Например, это достигается тем, чтобы во время прогулки пешком пытаться «отпустить» контроль над ходьбой, устранить ощущение «я передвигаю ногами». Если методика срабатывает, вы начнете ощущать, что ваши ноги сами идут, куда надо и как надо. При этом вы продолжаете чувствовать свои ноги, чувствовать как они двигаются, но без ощущения, что этот процесс делаете лично вы. При этом контроль ситуации по прежнему лежит на вас. Вы попросту устранили ощущение «я иду». И ведь действительно, человек обычно на самом деле не контролирует каждое движение, но при этом ощущает, что якобы «он идет». Т.е. процессы в теле просто присваиваются к нашему внутреннему «Я» уже постфактум.
Наверно, каждый замечал, что перед тем, как что-то сказать или подумать, в голове уже есть вся информация, которая спустя пару секунд будет озвучена. Но несмотря на то, что мы знаем эту информацию заранее, мы ее зачем-то все равно озвучиваем. Получается некое «дублирование» одной и той же информации, представленной в разном виде. Пожалуй, это единственное что можно заметить внутри себя в обычном состоянии сознания.
В ИСС озвучивание мыслей не происходит (т.е. вы никогда не «думаете» в привычном понимании этого слова), вся информация существует только в виде ощущений. Даже во время чтения происходит усвоение информации без предварительного ее перевода в слова. Диалог с другим человеком точно так же пройдет без «слов» внутри себя, пройдет при этом автоматически. В ИСС можно как совсем полностью автоматически вести разговор с человеком, так и вмешиваясь в смысл того, что вы хотите ответить. Это по сути все тот же «автоматизм» тела, который распространяется и на диалог с людьми, на чтение, на обработку зрительной и слуховой информации.
В ИСС можно ощущать не только мысли, как ощущения без слов, но также воспринимать любые зрительные и слуховые образы не как звук и не как изображение, а как ощущение, содержащее в себе всю информацию. Данное ощущение может быть интерпретировано в зрительный образ или в озвучивание слов, в некий текст, причем единственно верной интерпретации не существует. Т.е. ощущение можно интерпретировать множеством вариантов, при этом происходит частичная утрата информации.
Например, если представить себе некий сложный трехмерный объект, то в ИСС это будет ощущение, а то что мы привыкли «воображать» в обычном состоянии сознания в виде проекции трехмерного объекта на плоскость – лишь интерпретация данного ощущения.
К сожалению часто бывает очень сложно интерпретировать ощущения в понятную в бытовой жизни информацию. Например, вы можете ощущать длину некого предмета, но точно выразить ее в метрах не сможете. Иногда выразить ощущение вообще невозможно и получается ситуация, что вы что-то знаете, но не понимаете это знание на уровне слов, на уровне каких-либо представлений из обычного состояния сознания.
Опыт ИСС с одной стороны в принципе доказывает, что речь и внутреннее Я вещи взаимосвязанные. Однако также доказывает, что сознание и внутренне Я – вещи разные, и первое можно отделить от второго. Таким образом сознание и внутренняя речь – вещи разные, сознание может работать и без внутренней речи.
В ИСС остаешься обычным человеком со всеми его обычными желаниями, потребностями, проблемами внутри, ничего нового. Однако личность человека в ИСС не выглядит как цельный монолит, это больше никакое не “Я». В ИСС за разные потребности, задачи, отвечают разные «источники». «Источник», это то, что можно ощутить в себе, что дает некий сигнал управления телом. Личность человека состоит из «источников». Они могут полностью автоматически управлять всем телом. Например, «источник» может сам решить за ваше сознание, что ответить человеку в диалоге с ним, если сознание не вмешается. Именно «источник» может отвечать за ваше хобби, создавать интерес к тому или ному делу. Но не все «источники» можно отнести к личности, многие «источники» относятся к базовым вещам, например к желанию поесть, дышать и т.д.
Заглянув под капот психики можно увидеть целый «оркестр» из «источников». И именно они чаще всего и управляют всем в жизни большую часть времени. И часть из этих «источников» мы называем собой, своими особенностями личности, своей личностью. На самом же деле это по сути «программы» поведения.
Теоретически, «источники» можно менять, меняя таким образом характеристики личности, ведь «источник» это инструмент автоматизации в руках сознания, а не нерушимая фундаментальная часть того, что мы считаем собой.
В обычном состоянии сознания нам сложно представить, что можно переживать очень глубокие эмоциональные состояния, рыдать, лезть на стену, лежать на полу, кричать, и чтобы все это было возможно без страдания. Нам кажется что боль и страдания – вещи неразделимые. В ИСС можно испытывать очень глубокие переживания, но они не будут «обжигать», за счет чего можно в них погружаться больше, чем в обычном состоянии. Причем за счет того, что эмпатия в ИСС работает хорошо, можно испытывать максимально глубоко переживания другого человека, переживать его состояния как свои собственные, понимать его боль, копаться в его прошлом, полностью сопереживая.
Проблема соотношения тела и сознания до сих пор не решена. Существуют разные теории сознания – теория глобального нейронного рабочего пространства (Global workspace theory, или GWT), квантовая теория Хамероффа-Пенроуза, теория аттендированной среднеуровневой реализации сознания Принца или теория интегрированной информации. Но все это только гипотезы, в которых недостаточно разработан концептуальный аппарат. А кроме того, нам не хватает экспериментальных средств для изучения мозга и поведения человека – например, применение постулатов теории интегрированной информации на живых организмах пока невозможно из-за вычислительных и аппаратных ограничений.
Сознание – аномальный феномен, непохожий на остальные феномены естественного мира. В то время как последние интерсубъективны, то есть доступны всем, к сознанию мы всегда имеем только внутренний доступ и не можем его непосредственным образом наблюдать. Одновременно с этим мы знаем, что сознание – естественное явление. Впрочем, если мы станем думать об устройстве Вселенной как о фундаментальных физических взаимодействиях, то это будет работать ровно до тех пор, пока мы не вспомним о сознании: непонятно, как в такое представление мира втискивается феномен со столь непохожими на все остальное характеристиками.
Одно из лучших определений сознания – остенсивное (определение предмета путем непосредственного показа): все мы с вами чувствуем ментальные образы и ощущения – это и есть сознание. Когда мы смотрим на какой-то предмет, в нашей голове есть его образ, и этот образ тоже является нашим сознанием. Важно, чтобы остенсивное определение сознания коррелировало с итоговым объяснением: когда в исследовании сознания мы получаем определения вроде «Сознание – это квантовый эффект в микротрубочках нейронов», то сложно понять, как этот эффект может стать ментальными образами.
Существует когнитивное понятие сознания. Примерами когнитивных задач, которые мы выполняем как сознательные субъекты, могут быть речь, мышление, интеграция информации в мозге и т. д. Но это определение слишком широкое: получается, если есть мышление, речь, запоминание, значит, есть и сознание; и наоборот: если нет возможности говорить, значит, и сознания нет.
Часто это определение не работает. Например, у пациентов в вегетативном состоянии (которое наступает, как правило, после инсульта) есть фазы сна, они открывают глаза, у них бывает блуждающий взгляд, и родственники часто принимают это за проявление сознания, что на самом деле не так. А бывает, что когнитивных операций нет, а сознание есть.
Если в МРТ-аппарат поместить обычного человека и попросить представить, как он играет в теннис, у него произойдет возбуждение в премоторной коре. Эту же задачу поставили перед пациенткой, которая не откликалась вообще ни на что, – и увидели на МРТ такое же возбуждение в коре. Тогда женщину попросили представить, что она находится в доме и ориентируется внутри него. Потом ее начали спрашивать: «Вашего мужа зовут Чарли? Если нет, представляйте, что вы ориентируетесь в доме, если да – что вы играете в теннис». Реакция на вопросы действительно была, но ее можно было отследить только по внутренней активности мозга. Таким образом, поведенческий тест не позволяет нам удостовериться в наличии сознания. Жесткой связи между поведением и сознанием нет.
Между сознанием и когнитивными функциями тоже нет прямой связи. В 1987 году в Канаде произошла страшная трагедия: лунатик Кеннет Паркс заснул перед телевизором, а потом «проснулся», завел машину, проехал несколько миль до дома родителей своей жены, взял монтировку и пошел убивать. Затем уехал и только на обратном пути обнаружил, что у него все руки в крови. Он позвонил в полицию и сказал: «Мне кажется, я кого-то убил». И хотя многие подозревали, что он гениальный лжец, на самом деле Кеннет Паркс – удивительный потомственный лунатик. У него не было мотива для убийства, а еще он сжимал нож за лезвие, отчего на руке у него были глубокие раны, но он ничего не чувствовал. Следствие показало, что Паркс не находился в сознании в момент убийства.
В 1970-х Николас Хамфри, будучи аспирантом и работая в лаборатории Лоуренса Вайскранца, открыл «слепое зрение». Он наблюдал за обезьяной по имени Хелен, у которой была корковая слепота – не функционировали зрительные отделы коры головного мозга. Обезьяна всегда вела себя как слепая, но в ответ на некоторые тесты вдруг начала демонстрировать «зрячее» поведение – каким-то образом распознавала простые объекты.
Обычно нам кажется, что зрение – сознательная функция: если я вижу, значит, я осознаю. В случае «слепого зрения» пациент отрицает, что он что-то видит, однако, если его попросить угадать, чтó находится перед ним, он угадывает. Все дело в том, что у нас есть два зрительных пути: один – «сознательный» – ведет в затылочные зоны коры головного мозга, другой – более короткий – в верхний отдел коры. Если у боксера будет работать только сознательный зрительный путь, он вряд ли сможет уворачиваться от ударов – он не пропускает удары как раз благодаря этому короткому, древнему пути.
Зрительное восприятие – это когда вы можете сказать, «что» и «где», а зрительное ощущение – это когда при этом вы еще имеете ментальную картинку. Выполняется примерно одна и та же когнитивная функция распознавания объекта, но в одном случае это распознавание сознательно, а другом – нет. «Слепое зрение» – это зрительное восприятие без сознания.
Чтобы какая-то функция в мозге была сознательной, нужно, чтобы выполнение определенной когнитивной задачи сопровождалось внутренним субъективным опытом.
Именно наличие приватного опыта является ключевым компонентом, позволяющим сказать, есть сознание или нет. Это более узкое понятие называется феноменальным сознанием (phenomenal consciousness).
Нейроученому неважно, есть ли у сознательных состояний субъективная, приватная сторона: он ищет неврологическое выражение этих процессов. Однако даже если это неврологическое выражение найдено, оно все равно каким-то образом испытывается. Таким образом, неврологическое описание или описание сознания через мозговые, поведенческие процессы и когнитивное функционирование всегда будет неполным. Мы не можем объяснить сознание, используя стандартные методы естественных наук.
Можно выделить некоторые характеристики феноменального сознания или сознания вообще: квалитативность, интенциональность, субъективность, приватность, отсутствие пространственного протяжения, невыразимость, простота, безошибочность, прямое знакомство и внутренняя природа. Таково рабочее определение сознания.
Квалитативность (качественность) – это то, каким образом вы испытываете свой внутренний субъективный опыт. Обычно это сенсорные характеристики: цвета, тактильные, вкусовые ощущения и т. д., а также эмоции.
Даже если в будущем изобретут средство увидеть то, чтό другой человек наблюдает в своем мозге, то все равно нельзя будет увидеть его сознание, ведь увиденное будет вашим собственным сознанием. Нейроны в мозгу можно увидеть хирургическим путем, но с сознанием это не сработает, потому что это абсолютная приватность.
Безошибочность означает: вы не можете ошибаться насчет того, что находитесь в сознании. Вы можете заблуждаться в суждениях о вещах и явлениях, вы можете не знать, чтó стоит за ментальным образом, но если вы с этим образом сталкиваетесь, значит, он существует, даже если это галлюцинация.
И хотя не все исследователи согласны с таким рабочим определением, любой, кто занимается сознанием, так или иначе интерпретирует эти характеристики. Ведь эмпирически ответить на вопрос, что такое сознание, не получается из-за того, что мы не имеем к нему такого же доступа, как ко всем феноменам естественного мира.
Проблема сознания появилась в Новое время усилиями Рене Декарта, который разделил тело и душу по этическим основаниям: тело омрачает нас, а душа как разумное начало борется с телесными аффектами. С тех пор противопоставление души и тела как бы раскалывает мир на две независимые области.
Но ведь они взаимодействуют: когда мы говорим, у меня сокращаются мышцы, двигается язык и т. д. Все это физические события, у каждого нашего движения есть физическая причина. Проблема в том, что нам непонятно, как то, что не находится в пространстве, влияет на физические процессы. Таким образом, в наших представлениях о мире есть фундаментальный раскол, который нужно устранить. Самый лучший способ – «уничтожить» сознание: показать, что оно существует, но является производной физических процессов.
Проблема сознания тела связана с другими большими проблемами. Это вопрос тождества личности: что делает личность одной и той же на протяжении всей жизни, несмотря на физиологические и психологические изменения организма и психики? Проблема свободы воли: являются ли наше ментальное и сознательное состояния причинами физических событий или поведения? Биоэтические вопросы и проблема искусственного интеллекта: люди мечтают о бессмертии и возможности перенести сознание на другой носитель.
Проблема сознания связана с тем, как мы понимаем причинность. В естественном мире все причинные взаимодействия носят физическую природу. Но есть один кандидат на нефизический тип причинности – это причинность от ментального к физическому, и от физического – к поведению. Нужно понять, есть ли такой вид процессов.
Нас также интересует вопрос о критериях существования. Когда мы хотим понять, существует ли какой-то предмет, мы можем это верифицировать: взять его в руки, например. Но в отношении сознания критерий существования не работает. Значит ли это, что сознания не существует?
Представьте, что вы видите, как бьет молния, и вы знаете, что физическая причина удара молнии – столкновение холодного и теплого погодных фронтов. Но потом вдруг добавляете, что другой причиной молнии могут быть семейные неурядицы бородатого седого мужчины атлетического телосложения, его зовут Зевс. Или, например, можно утверждать, что за вашей спиной находится синий дракон, просто вы его не видите. Ни Зевс, ни синий дракон не существуют для естественной онтологии, так как их допущение или отсутствие ничего не меняет в естественной истории. Наше сознание сильно похоже на такого синего дракона или на Зевса, поэтому мы должны объявить его несуществующим.
Почему мы этого не делаем? Человеческий язык переполнен ментальными терминами, у нас неимоверно развит аппарат для выражения внутренних состояний. И вдруг оказывается, что внутренних состояний нет, хотя их выражение есть. Странная ситуация. Без проблем можно отказаться от утверждения о существовании Зевса (что и было сделано), но Зевс и синий дракон тем отличаются от сознания, что последнее играет важную роль в нашей жизни. Это состояние сознания, и оно достоверно. Выходит, для сознания нет места в естественном мире, но мы не можем отказаться от его существования. Это ключевая драма в проблеме сознания тела.
Впрочем, поскольку с точки зрения естественной онтологии мы должны объявить сознание несуществующим, многие исследователи предпочитают утверждать, что сознание – это физический процесс в мозге. Можно ли тогда сказать, что сознание – это и есть мозг? Нет. Потому что, во-первых, для этого нужно продемонстрировать идеальную замену ментальных терминов на неврологические. А во-вторых, нейронные процессы невозможно верифицировать.
Как доказать, что сознание – это не мозг? Часто для этого используют примеры внетелесного опыта. Проблема в том, что все подобные случаи не выдержали проверки. Попытки верифицировать феномен реинкарнации тоже провалились. Так что аргументом в пользу нематериальной природы сознания может быть только мысленный эксперимент. Один из них – так называемый аргумент зомби (philosophical zombie).
Если все, что существует, объясняется лишь физическими проявлениями, то любой мир, тождественный нашему во всех физических отношениях, тождественен ему и во всех остальных. Представим мир, тождественный нашему, но в котором нет сознания и обитают зомби – существа, функционирующие только согласно физическим закономерностям. Если такие существа возможны, значит, человеческий организм может существовать без сознания.
Один из главных теоретиков материализма Дэниел Деннет считает, что мы и есть зомби. А защитники аргумента зомби считают как Дэвид Чалмерс: чтобы расположить сознание внутри физического мира и не объявлять его физическим, нужно изменить само понятие о таком мире, расширить его границы и показать, что наряду с фундаментальными физическими свойствами существуют еще и свойства протосознательные. Тогда сознание будет инкорпорировано в физическую реальность, но полностью физическим все-таки не будет.
|
